Алиса в кино и музыке Алиса в стране чудес Алиса в Зазеркалье Морж и Плотник Бармаглот
Продолжая висеть, напрягая и расслабляя мышцы, чтобы компенсировать движение длинной веревки, на которой через равные промежутки были завязаны узлы, я разглядывал монетку с повёрнутым влево профилем Линкольна. Он выглядел точно так, как если бы я смотрел на него в зеркало, все буквы оказались перевернутыми… Только вот монетка лежала у меня на ладони.
Рядом/подо мной, там, где я висел всего в нескольких футах над полом, урчала машина Ренниуса: три чёрные, как непроглядная ночь, секции, установленные в линию на круглой платформе, которая медленно вращалась против часовой стрелки. На тех секциях, что стояли по краям, было что-то вроде ручек — одна вертикальная, а другая горизонтальная, — по которым двигалась, похоже, лента Мебиуса, примерно в метр шириной, одна её часть проходила через отверстие в закруглённом, бороздчатом центральном приборе, который чем-то напоминал широкую ладонь великана, собравшегося хорошенько почесаться.
Согнув колени и упираясь ступнями ног в один из узлов, я начал медленно раскачиваться и через несколько мгновений оказался над уходящим внутрь отверстием в центральной секции машины Ренниуса. Опустившись пониже, я протянул руку и бросил пенни на ленту, покачнулся и вернулся в первоначальное положение. Быстро вытянув руку, схватил пенни, как только монетка появилась на ленте с другой стороны прибора.
Совсем не этого я ожидал. Совсем не этого.
После того как монетка прошла через машину в первый раз, она подверглась зеркальному отображению. Так что я решил, что, если пропустить её снова, она вернётся в свое нормальное состояние. Вместо этого я держал в руке металлический диск, рисунок на котором был расположен правильно, зато не был рельефным, а был выгравирован словно внутри монетки. Это относилось к обеим сторонам диска, по ребру которого шли специальные углубления, как на ободе колеса поезда.
Страньше и страньше. Мне просто необходимо проделать это ещё раз, чтобы посмотреть, что произойдет. Я выпрямился, посильнее сжал верёвку коленями и начал корректировать свой качающийся маятник. На мгновение я посмотрел вверх, туда, где в сумраке пряталась потолочная балка с перекинутой через неё нитью, на которой я болтался, точно марионетка. Основную балку, расположенную слишком близко к потолку, чтобы на неё можно было сесть, я пересёк в стиле африканского муравьеда — колени сомкнул наверху, предоставив пальцам делать основную работу. На мне был тёмный свитер и брюки, а на ногах замшевые башмаки на тонкой подошве. Через левое плечо я перекинул моток верёвки и полз до тех пор, пока не оказался в точке, находящейся максимально близко к центру машины.
Я забрался внутрь здания через слуховое окно, которое мне пришлось выдавить, после того как я срезал решётку и обезвредил сразу три провода сигнализации таким виртуозным образом, что меня вдруг охватила ностальгия по заброшенному диплому инженера-электрика. В зале подо мной царил полумрак, единственным источником света был ряд небольших прожекторов, находящихся на уровне пола и установленных вокруг площадки, на которую и были направлены их лучи. Саму машину огораживал невысокий барьерчик, а невидимые электрические глаза оберегали её покой. Специальные сенсоры, вмонтированные в пол и на платформе, моментально поднимут тревогу, стоит только на них наступить.
К балке, на которой я висел, была прикреплена телевизионная камера. Поскольку я планировал подобраться к дисплею с северной стороны, там, где лента была совсем плоской и входила в центральную секцию, я очень медленно, совсем чуть-чуть, повернул камеру, чтобы она, оставаясь сфокусированной на дисплее, чуть отклонилась к югу — я сообразил, что так можно сделать благодаря просмотру множества телевизионных фильмов. В здании находились охранники, но они только что закончили свой обход, а я не планировал особенно здесь задерживаться. Впрочем, мне было хорошо известно, что случайности частенько вносят свои собственные коррективы даже в самые хитроумные планы, именно поэтому и богатеют компании по страхованию имущества.
Ночь была облачной, а ветер очень холодным. Мое дыхание взмахивало призрачными крыльями и улетало прочь. Единственным свидетелем моих упражнений на крыше, от которых немели пальцы, был усталый кот, сидевший на пожарной лестнице. Когда я прибыл в город вчера ночью, здесь уже сильно похолодало, а решение о моем нынешнем путешествии было принято на диване у Хала за день до этого.
…
— Наш Снарк — Буджум, — донёсся до меня чей-то шепот, когда мы переходили улицу [«…Снарки, в общем, безвредны, но есть среди них… (Тут оратор немного смутился) …есть и Буджумы». — Льюис Кэрролл «Охота на Снарка», пер. Г. Кружкова].
Оглядевшись по сторонам, я, естественно, никого не заметил.
Я не почувствовал ничего, хотя Рагма сказал мне, что происходит процесс освобождения. Чарв кружил возле машины Ренниуса, временами поглядывая в руководство, которое он держал у себя в сумке, и нажимая на какие-то кнопки. Дело было совсем не в том, что я нервничал. А с другой стороны, вполне возможно, что как раз этим всё и объяснялось.
Надрез на моей левой руке немного болел, хотя совсем не сильно. Рагма хотел избежать введения дополнительных химических препаратов, поскольку никто не знал, какое воздействие они могут оказать в данном случае, что было в достаточной степени разумно, мне даже частично удалось установить контроль за физиологическим состоянием своего организма. Сейчас моя левая рука лежала на гостиничном полотенце, которое совсем недавно ещё было белоснежным, но довольно быстро теряло своё первоначальное состояние, особенно в том месте, где Рагма, предварительно обработав кожу спиртом, сделал надрез и ввел туда ещё немного алкоголя. Я сидел на вращающемся кресле, принадлежавшем одному из охранников, которого мы отпустили, и старался не думать об извлечении звёздного камня из своего тела. Дело идёт. Взглянув на лица Пола и Надлера, я убедился в этом окончательно.
Устроившись рядом с машиной Ренниуса, доктор М'мрм'млрр раскачивался и пытался сосредоточиться — чем ещё он мог там заниматься? — ведь от него зависело очень многое. С неба к нам в окна заглядывала луна. В зале было холодно, как в склепе, и даже самый незначительный звук превращался эхом в оглушительный грохот.
Я не был до конца уверен в том, что мы поступали правильно. Однако, с другой стороны, уверенности в обратном у меня тоже не было. Тут и речи не могло быть об обмане друга, или предательстве, или о чем-нибудь вроде этого, поскольку мой гость был незваным. Впрочем, он ведь получил то, что хотел, — иными словами, я же сам его включил.
И тем не менее меня не оставляла мысль о том, что именно он сообщил мне о законе, в котором я нуждался в тот момент, когда нужно было помешать Рагме и Чарву увести меня на другую планету. А ещё он меня вылечил. И обещал мне всё объяснить.
Однако мой метаболизм поневоле имел для меня большое значение, а то, что со мной произошло в автобусе и в больнице, когда камень помешал рассказать о нём Рагме, совсем мне не нравилось. Впрочем, теперь думать об этом было поздно, да и бессмысленно. Я ждал.
Наш Снарк — Буджум!
И вот, опять, на этот раз с отчаянием — на дальней стене появились огромные зубы в обрамлении изогнутых кроваво-красных губ. Изображение начало расплываться, расплылось… исчезло.
— Он у нас! — воскликнул Рагма и наложил мне на руку кусок бинта. — Придержи его немножко.
— Хорошо.
Только теперь я осмелился повернуть голову.
Звездный камень лежал на полотенце. Он выглядел не совсем так, как я его запомнил, форма немного изменилась, а цвета показались мне более яркими — они почти пульсировали.
Наш Снарк — Буджум. Это могло быть чем угодно: начиная от искаженной мольбы о понимании до скрытого предупреждения осе, которая должна опасаться цветов определенного вида. Я бы многое отдал, чтобы разгадать нашёптанную шараду.
— Ну и что вы теперь с ним будете делать? спросил я.
— Отправим в надежное место, — ответил Рагма, — только сначала немножко исправим тебя. А уж что с ним делать, решать вашей Организации Объединенных Наций, поскольку в данный момент камень находится на хранении у землян. Тем не менее отчет о нашем открытии будет распространен среди других миров, которые являются членами содружества, и, полагаю, ваши власти станут действовать в соответствии с их рекомендациями в том, что касается наблюдения и изучения камня.
— Думаю, ты прав, — сказал я и потянулся за камнем.
— Вот, вот, молодец, — услышал я знакомый голос с другого конца зала. — Осторожно, осторожно! Заверни его, пожалуйста, в полотенце. Я буду очень сильно огорчен, если камень поцарапается.
Зимейстер и Баклер вошли в зал и наставили на нас пистолеты. Ухмыляющийся Джеми остался охранять входную дверь, а Мортон, который выглядел ужасно довольным собой, приближался к нам.
— Оказывается, вот где ты его спрятал, Фред, — проговорил он. — Хитроумный трюк.
Я ничего не ответил, только медленно поднялся на ноги, при этом в голове у меня была только одна мысль — из этого положения я смогу двигаться быстрее.
Зимейстер покачал головой:
— Не беспокойся. На этот раз ты в полной безопасности, Фред. Здесь никому ничто не угрожает. Если я, конечно, получу камень.
Я с надеждой подумал, не сможет ли М'мрм'млрр добраться телепатическим образом до мозга Зимейстера и уничтожить его — это было бы достойным вкладом в обеспечение спокойствия в наших краях.
Похоже, мое предложение было принято как раз в тот момент, когда Зимейстер подошёл ко мне и взял камень в руку. Потому что он взвыл и начал конвульсивно дергаться.
Я же схватил его пистолет. Джеми находился достаточно далеко, чтобы мне помешать.
Прежде чем я вырвал пистолет из рук Зимейстера, он успел дважды выстрелить. Мне не удалось его удержать, потому что бандит нанёс мне удар в живот, а потом апперкотом сбил с ног. Оружие отлетело куда-то под платформу, на которой стояла машина Ренниуса.
Зимейстер лягнул Рагму, выбравшего именно этот момент, чтобы напасть на него. По-прежнему сжимая камень в руке, он вытащил длинный сверкающий нож откуда-то из рукава, а потом открыл рот, чтобы крикнуть что-то Джеми, но замолк на полуслове.
Я посмотрел в ту же сторону, чтобы разобраться в происходящем, и решил, что меня посетила очередная галлюцинация.
Оружие Джеми лежало в полудюжине шагов у него за спиной, а сам он стоял, потирая запястье, удивленно разглядывая человека с аккуратной бородкой и улыбкой на лице, человека, который держал одну руку в кармане, а другой вращал ирландскую дубинку.
— Я тебя убью, — угрюмо сказал Джеми.
— Нет, Джеми! Нет! — крикнул Зимейстер. — Не приближайся к нему, Джеми! Беги!
Сам Зимейстер начал отступать, остановившись только чтобы полоснуть по одному из щупальцев М'мрм'млрра, словно понимая, что именно тот был источником его страданий.
— Да он ничего из себя не представляет! — презрительно бросил Джеми.
— Это же капитан Ал! — крикнул Зимейстер. — Беги, кретин!
Но Джеми решил попробовать хук.
Зрелище получилось поучительное и почти наглядное. Я сказал: «почти», потому что дубинка двигалась так быстро, что её невозможно было разглядеть. Поэтому я не могу с уверенностью сказать, сколько раз и в каких местах она коснулась Баклера. Казалось, прошло всего лишь одно мгновение после того, как Джеми попытался нанести свой удар, и вот он уже лежит на полу.
Затем, продолжая вращать дубинкой, небрежно, я бы даже сказал, весело, галлюцинация прошла мимо распростертого тела Джеми и двинулась к Зимейстеру.
Не сводя глаз с приближающейся фигуры, Зимейстер отступал всё дальше, низко держа перед собой нож.
— Я думал, ты давно умер, — наконец проговорил Морти.
— Очевидно, ты ошибся, — последовал ответ.
— А какой у тебя интерес к этому делу?
— Ты попытался убить Фреда Кассиди, — заявила галлюцинация, — а я вложил немало денег в образование этого парня.
— Я не связал его имя с твоим, — пробормотал Зимейстер. — И, кстати, не собирался причинить ему никакого вреда.
— Ну, у меня по этому поводу имеется другая информация.
Зимейстер тем временем пятился, прошел сквозь воротики в ограждении и остановился только, когда вращающаяся платформа машины Ренниуса коснулась его икр. Тогда он резко повернулся и ударил ножом Чарва, который приближался к нему, размахивая гаечным ключом. Чарв заблеял и соскочил с платформы на пол рядом с М'мрм'млрром и Надлером.
— Что ты собираешься делать, Ал? — осведомился Зимейстер, поворачиваясь к своему противнику.
Ответа не последовало, галлюцинация продолжала наступать, вращать дубинкой и улыбаться.
В самый последний момент, до того как оказаться в пределах досягаемости ирландской дубинки, Зимейстер бросился назад. Поставив одну ногу на платформу, он подпрыгнул, повернулся и сделал два быстрых шага по платформе. Однако он не учёл скорости вращения и столкнулся с центральной частью машины, которая отдаленно напоминала широкую ладонь великана, собравшегося хорошенько почесаться.
По инерции он проскочил вперед, споткнулся и упал на ленту. Нож и завёрнутый в полотенце звёздный камень, выпали из его рук на пол, а сам Зимейстер проскользнул в туннель. Его вопль прервался на середине так неожиданно, что я поспешил отвернуться — и всё равно не успел.
Очевидно, машина Ренниуса вывернула его наизнанку. Вследствие чего все они оказались на полу. Кроме того, органы были реверсированы.
Содержимое моего желудка решительно попросилось на свободу; звуки, которые начали раздаваться вокруг меня, лишь способствовали тому, что я пошел навстречу своему несчастному организму. Как я уже говорил, мне удалось отвести взгляд. Но я немного опоздал. Кажется, Чарв первым пришел в себя и набросил чье-то пальто на останки Зимейстера в том месте, где они свалились с ленты мобилятора. Только после этого к Рагме вернулась его обычная практичность, и он истерически закричал:
— Камень! Где камень?
Сквозь навернувшиеся на глаза слёзы я начал искать камень, но тут заметил бегущего Пола Байлера, который прижимал к груди окровавленное полотенце.
— Дурак с писаной торбой, — радостно взвыл он, — навсегда останется веселым дураком! — И выскочил из двери.
Началась ужасающая неразбериха.
Моя галлюцинация в последний раз крутанула своей дубинкой, повернулась, кивнула мне и направилась в нашу сторону. Я поднялся на ноги, кивнул в ответ и с некоторым трудом выдавил из себя улыбку.
— Фред, мой мальчик, ты подрос, — заявил мой дядя Ал. — Я слышал, ты получил диплом и солидную должность. Мои поздравления!
— Спасибо, — сказал я.
— Как ты себя чувствуешь?
— Ничего. Оказывается, я совсем не искушённый в делах простофиля, потому что и представить себе не мог, в чём заключался твой бизнес по импорту-экспорту.
Дядя Ал захихикал и обнял меня.
— Ну, приятель. Ну, ну, — сказал он и снова отодвинул меня на длину вытянутой руки. — Дай-ка я на тебя погляжу. Значит, вон каким ты стал? Могло быть гораздо хуже, гораздо хуже.
— Байлер забрал камень! — визжал Чарв.
— Человек, который только что отсюда выбежал… — начал я.
— …не уйдёт далеко, дружок. Снаружи находится Френчи, он остановит каждого, кто попытается покинуть это помещение с неприличной поспешностью. По правде говоря, если ты хорошенько прислушаешься, ты услышишь стук копыт по мрамору.
Я прислушался и услышал. А ещё до моих ушей донесся поток непристойной брани и шум борьбы.
— Кто вы такой, сэр? — поинтересовался Рагма, поднимаясь на задние ноги и подходя поближе.
— Это мой дядя Альберт, — ответил я ему, — человек, благодаря которому я получил образование. Альберт Кассиди.
Дядя Альберт внимательно смотрел на Рагму и слушал мои объяснения.
— Это Рагма. Он переодетый инопланетный полицейский. Его партнера зовут Чарв. Он кенгуру.
Дядя Ал кивнул.
— Искусство переодевания достигло необычайных высот, — заметил он. — Как вам это удается?
— Мы же инопланетяне, — пояснил Рагма.
— Понятно. Вам придётся извинить меня за то, что я несколько невежественен в этих вопросах. В течение многих лет, по определённым причинам, моя кровь походила на ледяной бульон, а я был лишен возможности двигаться и чувствовать. Вы друг Фреда?
— Пытаюсь им стать, — ответил Рагма.
— Рад это слышать, — улыбаясь, ответил дядя Ал, — потому что, если бы вы прибыли сюда, чтобы причинить моему мальчику вред, я не посмотрел бы, что вы инопланетянин, и тогда никакой в мире чеширский сыр не помог бы вам спасти свою шкуру. Фред, а как насчет всех остальных?
Однако я ничего ему не ответил, потому что как раз в этот момент посмотрел вверх и кое-что там увидел — и тогда в моем сознании зазвучала увертюра «1812 год», появились дымовые сигналы, замигали семафоры и одновременно вспыхнули разноцветные фейерверки.
— Улыбка! — закричал я и помчался к двери в задней части зала.
Я ещё ни разу не проходил через эту дверь, зато лазал по крыше выставочного зала — правда, до того, как отобразился в машине Ренниуса. Этого было вполне достаточно, чтобы разобраться в происходящем.
Я проскочил в дверь и помчался по узкому коридору. Как только появилась возможность, свернул налево. Десять быстрых шагов, ещё один поворот, и справа я увидел лестницу. Перепрыгивая через две ступеньки, я бросился наверх.
Как все сложилось в единую картину, не знаю. Но я был уверен, что не ошибся.
Выскочив на площадку, я повернулся и помчался дальше. Я уже видел конец.
Последний лестничный пролет с дверью наверху, на площадке с маленькими зарешёченными окошками. Я надеялся, что дверь открывается изнутри, без ключа — повернёшь ручку, и всё, — потому что мне понадобилось бы немало времени, чтобы выбить стекла и выломать решетки, если я вообще был в состоянии это сделать. Поднимаясь вверх, я оглядывался по сторонам в надежде найти какие-нибудь подходящие инструменты.
И действительно нашёл какие-то железки, которые вполне могли бы подойти для этих целей, — никому, похоже, не пришло в голову, что кто-нибудь захочет взламывать дверь, чтобы выбраться отсюда. Впрочем, оказалось, что инструменты мне не понадобятся, потому что стоило мне нажать на ручку и с силой надавить, дверь сразу подалась.
Это была тяжелая, медленно открывающаяся дверь, но когда мне наконец удалось её распахнуть, я понял, что напал на след чего-то очень важного. Оказавшись в полной темноте, я попытался расположить трубы, кучи мусора, крышки люков и тени так, как я их помнил по своему предыдущему посещению этих мест. Где-то среди всего этого хлама, под звёздами, луной и небом Манхэттена было одно местечко, которое очень меня интересовало. Ситуация могла обернуться против меня, но я не терял времени. Если моя догадка верна, есть шанс…
Сделав глубокий вдох, я огляделся по сторонам. Медленно обошел маленькую будочку на крыше, стараясь держаться к ней спиной, внимательно вглядываясь в темноту, в каждое пятно и углубление на крыше и на карнизах. Почти как в поговорке — только я находился не в угольном сарае и полночь уже давно миновала.
Похоже, тот, кого я искал, имел передо мной некоторые преимущества. Тем не менее во мне росла уверенность в собственной правоте, а вместе с этой уверенностью росло и упрямое желание: _д_о_г_н_а_т_ь_. Я окажусь терпеливее его, если он сидит где-то в тени и ждет, когда я уйду. А если он бросится бежать, я последую за ним.
— Мне известно, что ты здесь, — произнес я вслух, — и что ты меня слышишь. Пора подвести итоги, поскольку мы зашли слишком далеко. Готов ты сдаться и ответить на наши вопросы? Или намереваешься усложнить и без того непростую ситуацию?
Ответа не было. Я так и не сумел увидеть того, что рассчитывал увидеть.
— Ну? Я жду. И буду ждать столько, сколько нужно. Не сомневаюсь, что ты нарушаешь закон — твой закон. Я совершенно в этом уверен. Наверняка должен существовать закон, запрещающий подобную деятельность. Мне неизвестно, что заставляет тебя вести себя именно так, а не иначе но сейчас это не имеет особого значения. Наверное, я должен был раньше обо всем догадаться, но я ещё не слишком хорошо разбираюсь в разнообразии форм инопланетной жизни. Поэтому ты довольно много успел сделать. Там, в летнем домике? Да, именно там я и должен был сообразить, когда приехал в домик во второй раз. Мы, вероятно, встречались раньше, и даже не один раз, но я думаю, меня можно простить за то, что я не придал значения этим встречам. А в ту ночь, когда я проверял, как работает машина… Ты готов выйти из своего угла? Нет? Ну хорошо. Думаю, ты обладаешь телепатическими способностями и в словах нет никакой необходимости, потому что я не видел, чтобы ты говорил что-нибудь Зимейстеру. Впрочем, я хочу быть абсолютно уверен в том, что ты меня слышишь, поэтому продолжу. Я подозреваю, что у тебя есть зеркало или что-то вроде того, как у твоей модели, потому что я видел снизу свет. Тебе придётся сидеть с закрытыми глазами или отворачивать от меня голову, иначе я замечу отблески. Впрочем, возможно, ты обладаешь телепатическими способностями? Интересно. Может быть, М'мрм'млрр услышит тебя, если ты ими воспользуешься. Он ведь находится совсем недалеко отсюда. Похоже, ты оказался в невыгодном положении. Ну, что скажешь? Может, проявишь благородство? Или предпочтешь долгую осаду?
По-прежнему тишина. Я не мог позволить сомнениям закрасться в мою душу.
— Ты упрям, не так ли? — продолжал я. — В таком случае получается, что ты немало потеряешь, если мы тебя поймаем. Рагма и Чарв, надо сказать, проиграли, оказавшись так далеко от эпицентра событий. Возможно, им известен какой-нибудь способ облегчить твою участь. Не знаю. Я просто рассуждаю вслух. Впрочем, об этом можно подумать. У меня такое впечатление, что за мной никто не последовал, потому что М'мрм'млрр читает мои мысли и докладывает там, внизу, что у нас с тобой здесь происходит. Они уже, наверное, знают то, о чём я догадался. И что, по правде говоря, ты сам-то ни в чём не виноват. Я уверен, что до настоящего момента ты не догадывался о разумности звёздного камня, и определённом смысле, конечно, и что, когда я его включил, он начал записывать, обрабатывать и сводить в таблицы полученные данные. Ему было нелегко это делать из-за того, что по-прежнему существовал барьер: процесс, включивший его, практически выключил меня, и связь между нами устанавливалась с трудом. Так что он не мог просто взять и доложить мне о своих выводах на твой счет. Впрочем, он все же подсказал мне строчку из Льюиса Кэррола — может быть, заметил её, когда я был в книжном магазине. Не знаю. Он ведь мог опираться на мои перевёрнутые воспоминания. Так или иначе, строчка, к сожалению, ничего мне не сказала. Даже когда он предпринял попытку помочь мне во второй раз. Сначала была улыбка. И опять я не понял. Пока дядя Ал не произнес слово «чеширский» — только тогда я поднял голову и увидел силуэт кота на фоне жёлтой луны. Это ведь ты сбросил сети на Пола Байлера. Зимейстер был твоим человеком. Ты нуждался в помощи местных жителей, а заполучив Морти, ты сделал прекрасный выбор: человек с преступными наклонностями и опытом, продажный и отлично знакомый с ситуацией. Ты купил его и послал охотиться за камнем. Только у камня на этот счет были свои собственные представления, и мне в самый последний момент удалось понять их. Ты принял обличье чёрного кота, который не один раз переходил мне дорогу… Знаешь, любопытная мысль: если тут можно зажечь свет, кому-нибудь там, внизу, следует отправиться на поиски щитка. Может быть, они сейчас именно этим и занимаются. Ну как, пойдем вниз или тут подождем? Ведь если загорится свет, я мгновенно тебя найду.
Я был абсолютно уверен в том, что приготовился ко всему, но меня ждал сюрприз. Когда он прыгнул, я вскрикнул и попытался защитить глаза.
Ну и дурак же я! Посмотрел везде, кроме крыши будочки.
Когти вонзились мне в голову, расцарапали лицо. Я попытался оторвать его от себя, но не мог ни за что уцепиться. И тогда, движимый отчаянием, я с силой ударился головой о стену будочки.
Естественно, он предвидел это движение и успел вовремя соскочить, а я чуть не размозжил себе башку.
Я едва стоял на ногах, отчаянно ругался и крепко держал руками свою бедную голову — некоторое время я был не в состоянии даже думать о преследовании врага. Довольно долгое время…
Наконец, выпрямившись, я стер кровь со лба и щёк и снова огляделся по сторонам. На этот раз мне удалось заметить едва уловимое движение.
Он мчался к краю крыши, собираясь перебраться на низкую стенку… Остановился. Оглянулся… Дразнит меня?
Я заметил, как блеснули его глаза.
— Ну тогда получай! — воскликнул я и бросился вперед.
Он повернулся и помчался вдоль стены. Мне показалось, что он двигается слишком быстро, чтобы суметь остановиться возле угла.
Так и получилось.
Я был уверен, что он не справится, но недооценил его способностей.
Свет зажегся как раз в тот момент, когда он взлетел в воздух, и я смог, наконец, его рассмотреть — чёрный кот с вытянутыми передними лапами. Потом он пропал из виду, видимо, где-то приземлился — я был совершенно уверен в том, что этот кот не обладает девятью жизнями, — заскрежетали когти по крыше.
Бросившись вперед, я увидел, что моему противнику удалось перепрыгнуть на соседнее с выставочным залом строящееся здание — он уже убегал по балке.
Я не остановился.
В прошлое своё посещение этой крыши я выбрал более лёгкий путь, но сейчас у меня не было времени, и я не мог себе позволить подобную роскошь — по крайней мере, так я сам себе объяснял свои действия потом. Думаю, благодарить за это решение следует мой нахальный спинкой мозг. Или винить.
Я автоматически оценил расстояние, максимально собрался и, толкнувшись в оптимальной точке, прыгнул — мне даже удалось перелететь через невысокое ограждение у края крыши.
Исполняя такие прыжки, я всегда старался беречь голени. Если удар окажется слишком сильным, боль может помешать совершать дальнейшие действия в необходимом порядке. Здесь требовалась очень чёткая координация движений — ещё одна существенная трудность. В идеале, в момент подъема требуется производить не более одного действия одновременно. В крайнем случае — двух. Если же координировать приходится большее количество движений, опасность свалиться становится достаточно реальной.
В любой другой ситуации я не стал бы рисковать. Я вообще очень редко прыгаю в случаях, когда надо успеть зацепиться руками. Конечно, совершить такой прыжок можно, но только если есть страховка. И никак иначе. Я никогда раньше не делал таких ставок: все или ничего. Однако…
Я с такой силой оттолкнулся от ограждения, что отдача отозвалась в зубе мудрости. Левой рукой мне удалось поймать вертикальную балку, возле которой я приземлился — Торквемада, окажись он поблизости, одобрил бы все мои действия. Я потерял равновесие и упал вперед, но одновременно меня стало разворачивать влево, ноги соскользнули в сторону, и только выбросив вперед правую руку, я смог удержаться. Подтянувшись на руках, я забрался на балку и выпрямился, стараясь разглядеть своего противника.
Он направлялся к той части платформы, где строительные рабочие хранили свои вещи в бочках и накрытых парусиной кучах. Я стремительно бросился ему наперерез вдоль балок, всякий раз выбирая кратчайший путь, наклоняясь и отпрыгивая в сторону, когда в этом возникала необходимость.
Он заметил мое приближение и, взобравшись на кучу мусора, перескочил на ящик, с которого сумел перебраться на следующий этаж. Я ухватился за горизонтальную перекладину, раскачался, закинул ноги и оказался наверху.
Поднимаясь, я заметил, что мой враг исчез у края платформы, выходящей на следующий этаж. Мне пришлось повторить свои действия.
На следующем этаже я понял, что чёрного кота не видно. Оставалось только сделать вывод, что он продолжал подниматься всё выше и выше. Я последовал за ним.
Через три этажа я заметил его вновь. Он остановился, чтобы посмотреть вниз, стоя на узкой планке, которая служила ступенькой для рабочих, когда лифт поднимался на этот этаж. Свет, идущий снизу, опять попал ему в глаза.
Резкое движение!
Я уцепился за стропила одной рукой, а другую поднял вверх, чтобы защитить голову. Однако моя предосторожность оказалась излишней.
Грохот, скрежет и звон: целое ведро болтов или гаек, сброшенное сверху, пролетело мимо меня, звонкое эхо прокатилось по этажам, пока не смолкло, смолкло, смолкло окончательно.
Я решил поберечь дыхание и воздержался от ругани — ведь мне ещё предстояло продолжить восхождение.
Холодный ветер начал хватать меня за одежду, когда я снова полез вверх. Бросив взгляд назад и вниз, я разглядел на освещённой крыше соседнего дома несколько фигур с поднятыми головами. Мне трудно было представить, какую картину они лицезрели.
К тому времени, когда я добрался до места, откуда свалилось ведро с железками, объект моего преследования находился двумя этажами выше, остановившись, видимо, для того, чтобы перевести дух. Теперь я всё прекрасно видел, потому что на этих платформах почти ничего не лежало, мы попали в царство жёстких прямых линий и холодных чётких углов, таких же классических и лаконичных, как теоремы Евклида.
По мере того как я поднимался выше, ветер набирал силу, теперь его порывы сменились постоянным, ровным давлением. Кончиками пальцев, а потом и всем телом я начал ощущать, как ритмично раскачиваются строительные леса. Звуки спящего города слились в один неразличимый шум. Сначала они превратились в храп, затем в лёгкий гул и, наконец, ветер поглотил их и переварил. Звёздный и лунный свет четко обозначили геометрические конструкции, по которым мы поднимались всё выше и выше; поверхности были абсолютно сухими, любой любитель ночных прогулок по крышам может только мечтать о таком везении.
Я упорно продолжал лезть вверх. Нас разделяло два этажа. Потом один.
Он стоял этажом выше меня и смотрел вниз. Дальше лезть было некуда — рабочие не успели больше ничего построить. Поэтому он ждал.
Я остановился и сам посмотрел на него.
— Ну, может быть, хватит? Или будем играть до конца?
Ответа не последовало. Он просто неподвижно стоял и наблюдал за мной.
Я провел рукой по балке, которая находилась рядом со мной и поднималась вверх.
Мой противник стал меньше. Он присел, сжался, напрягся. Словно собирался прыгнуть…
Проклятье! Поднимаясь на последний уровень, в течение нескольких секунд я окажусь полностью в его власти — руки у меня будут заняты, когда я начну подтягиваться.
Однако моему врагу придётся сильно рискнуть, если он решится прыгнуть на меня — ведь тогда он окажется в пределах моей досягаемости.
— Думаю, ты блефуешь, — сказал я. — Сейчас я к тебе поднимусь.
Я крепче ухватился за горизонтальную перекладину.
И в этот момент мне в голову пришла неожиданная мысль — такие туда не часто забредали: «А что, если ты упадешь?»
Я заколебался — настолько необычной показалась мне эта идея. Подобные возможности в нашей среде просто не принято принимать в расчет. Конечно, я знал, что это может произойти. Более того, несколько раз так и было — с разными результатами. Однако такого рода размышлениями не следует забивать себе голову.
А до низа так далеко.
«Тебя никогда не интересовало, о чем ты подумаешь в последний раз… перед тем как свет навсегда померкнет?»
Я полагаю, что об этом так или иначе задумывался каждый. Тем не менее задерживаться на этой мысли не стоит, её вообще можно рассматривать как некий симптом, который необходимо положить на алтарь вменяемости. Но…
«Посмотри вниз. Далеко? Насколько далеко? Интересно, что ты почувствуешь, если упадешь? У тебя не возникло щекочущего ощущения в запястьях, ладонях, ногах, щиколотках?»
Конечно. Но ведь…
Головокружение! Меня окатывало с ног до головы. Снова и снова. До сих пор я ничего подобного не испытывал.
Впрочем, я быстро понял, что было источником моего неприятного состояния. Только полный идиот не сообразил бы. Мой мохнатый маленький враг посылал мне это ощущение, пытаясь — и небезуспешно — создать во мне боязнь высоты.
Некоторые вещи должны выходить за грань физических явлений — по крайней мере, мистицизм, являющийся единственной известной мне религией, который настоятельно убеждает меня в том, что не так просто превратить ненависть в любовь, страсть в страх, победить волю к жизни мгновенным иррациональным воздействием.
Я с силой ударил кулаком по перекладине и прикусил губу. Я был напуган. Я, Фред Кассиди, боялся залезть наверх!
«Падение, падение… Совсем не как листок или клочок бумаги на ветру, а головокружительное падение тяжёлого тела… Помешают, может быть, только прутья нашей клетки… Кровавый отпечаток здесь, там… Лишь эта мысль будет доступна тебе на пути вниз… Ты будешь похож на своих не столь далеких предков, которые с ужасом цеплялись за деревья, и всё равно падали…»
Именно тогда я его и увидел. В этот момент он дал мне то, что я искал, стараясь не поддаться на его уловки: предмет, на котором я мог бы сосредоточить все свое внимание.
Мой враг начал свысока рассуждать о человеческой расе. Сибла вызвал у меня раздражение, когда мы с ним встретились в квартире Мерими, потому что высказывал похожие мысли. Это было как раз то, что надо.
И тогда я позволил себе как следует разозлиться. Я даже поощрял в себе это состояние.
— Ну хорошо, — сказал я. — Те же самые предки просто обожали поднимать в воздух типов вроде тебя, держа их за лапы — так, смеха ради — чтобы проверить, всегда ли вы удачно приземляетесь, если подкинуть вас в воздух. Это очень старая игра. Правда, в неё уже давно как следует никто не играл. Я намереваюсь её возродить, в память о моих прародителях. Смотри на весёлого антропоида, опасайся его кривых неловких пальцев!
Я ухватился за перекладину и подтянулся.
Чёрный кот отпрянул, остановился, сделал шаг вперед, снова остановился.
Я почувствовал, как меня охватывает радостное возбуждение, когда увидел, что мой враг в нерешительности, я ликовал, что сумел заставить его прекратить воздействие на мой мозг. Когда я добрался до платформы, на которой он стоял, я опустил голову пониже, а руки расставил на перекладине как можно шире, так, что даже, если бы в одну из них вонзились острые когти, другой было бы достаточно для того, чтобы удержать меня.
Мой враг сделал вид, что собирается напасть, потом явно передумал, отвернулся и побежал.
А я подтянулся и выпрямился.
Я наблюдал за тем, как он удирал от меня и вскоре оказался на противоположной стороне стальной площадки, на которой мы находились. Я пододвинулся к ближайшему ко мне углу, а он отбежал к самому дальнему.
Тогда я двинулся по одному краю площадки, он — по другому.
Я остановился. И он остановился. Мы не сводили друг с друга глаз.
— Отлично, — проговорил я, доставая сигарету и прикуривая. — Ты тянешь время, и проигрываешь — тебе должно быть это известно. Ребята там, внизу, не сидят сложа руки. Они вызвали подмогу. Все пути вниз будут очень скоро перекрыты. Могу побиться об заклад, что через несколько минут к нам сюда прилетит вертолет с оружием, которое снабжено приборами ночного видения. Я всегда считал, что лучше сдаться, чем оказывать сопротивление при аресте, в случае, если у тебя неприятности. Я являюсь официальным представителем государственного департамента моей страны и Организации Объединенных Наций. Выбирай, что тебе больше нравится…
«Хорошо, — промелькнуло у меня в голове. — Я сдамся тебе, как представителю государственного департамента».
Он двинулся к ближайшему углу, повернул и ровным шагом начал приближаться ко мне. Я отвернулся и направился к тому углу, от которого только что отошел. Он добрался туда раньше меня, завернул за угол и продолжал двигаться в мою сторону.
— Остановись, — приказал я. — Ты арестован.
Однако он не только не остановился, он бросился ко мне, наполнив мое
сознание образами, которые, облаченные в слова, звучали бы примерно так:
Более |
пристало благородно |
умереть с |
зубами когтями |
в у |
глотке сердца |
врага |
гнезда тотема цивилизации |
Умри же, разоритель гнёзд!
Я выбросил руку вперед в тот момент, когда кот прыгнул, и, поскольку у меня не было никакого другого оружия, сунул ему в морду свою сигарету.
Он извернулся и попытался ударить по ней лапой ещё до того, как взлетел в воздух. А я отшатнулся и одновременно присел, подняв руки вверх, чтобы сохранить равновесие и прикрыть лицо и голову.
Он ударил меня, но даже не сумел вцепиться в глотку, а, коснувшись моего левого плеча, разодрал когтями мне руку и бок. А потом упал.
У меня пронеслась естественная мысль: надо восстановить равновесие, спасти эту мерзкую тварь — ради того, чтобы получить какую-нибудь информацию — развернулся направо, перенес вес на левую ногу, выбросил вперед руку, схватил — не слишком сильно! — остановка — дернул, потянул…
Ага, поймал! Я держал его за хвост! Но…
Короткое сопротивление, звук разрываемой ткани, новое движение…
Я держал в руках жёсткий, чёрный, искусственный хвост с остатками какой-то напоминавшей резину ткани. А ещё я успел заметить, как в том месте, где освещение было более ярким, промелькнула маленькая тёмная тень. Вряд ли ему удалось приземлиться на лапы.
© Irina Samonova 1999-2024