Можно было бы очистить яблоко в полночь и, бросив кожуру через плечо, выяснить инициалы отца моей дочери, но меня это никогда не интересовало. Лишний балласт только тормозит.
Шоколадные шишечки, крендельки, пряники с золоченой окантовкой, марципаны в гнездышках из гофрированной бумаги, арахисовые леденцы, шоколадные гроздья, сухое печенье, наборы бесформенных вкусностей в коробочках на полкило… Я продаю мечты, маленькие удовольствия, сладкие безвредные соблазны, низвергающие сонм святых в ворох орешков и нуги…
Столько труда, любви, искусного мастерства вкладывается в удовольствие, которое длится всего-то мгновение и которое лишь немногие способны по-настоящему оценить.
Гадание — всего лишь способ открыть то, что тебе уже известно. То, чего боишься. Демонов не существует. Есть совокупность архетипов, общих для всех цивилизаций. Боязнь потери — Смерть. Боязнь перемен — Башня. Боязнь быстротечности — Колесница.
Почему-то нам всегда кажется, что мы умрем в собственной постели, в окружении близких.
Я еще долго лежала с открытыми глазами, размышляя, а когда наконец забылась сном, мне пригрезилось, что я, Арманда, Рейно и Каро шествуем по Диснейленду, держась за руки, как Королева Бубен и Белый Кролик из «Алисы в Стране чудес», все в огромных белых перчатках, как в мультиках. У Каро на огромной голове красная корона, а Арманда зажала в каждом кулаке по сахарной вате. Откуда-то издалека надвигается гул нью-йоркских машин.
В медицинском справочнике я нашла статью про ее болезнь. Медицинский язык — очередной побег от реальности, невнятный и гипотетический, как образы на гадальных картах. Даже не верится, что эти бездушные термины можно применять к живой плоти.
На десерт — шоколадное фондю. Его готовят в ясный день — облачность лишает расплавленный шоколад должного блеска — из семидесятипроцентного горького шоколада, сливочного масла и чуточки миндального масла, а в последний момент добавляют двойные сливки, когда смесь греется на медленном огне. Обычно в нее макают кусочки пирога или фруктов на шпажках.
Моя сказка о постоянстве — как песочные замки, что мы некогда строили на берегу. Стоят до первого прилива. Их разрушает если не море, то солнце. К утру на их месте одни развалины.
«Леденцовые туфельки»
Красота — это всего лишь иллюзия, простенькие чары, даже почти что и не магия вовсе. Определенный наклон головы, определенная походка, соответствующая данному моменту одежда — и любая способна стать красавицей.
Ну, почти любая.
Монмартр ведь похож на странный маленький остров из камня — здесь особые туристы, особые художники, особые, совершенно средневековые, сточные канавы, особые нищие. Здесь даже выступления стриптизеров проходят по-особому, прямо на улице, под липами, а на симпатичных улочках по ночам вполне могут и бандиты напасть.
Покажите мне любую мать, и я докажу вам, что она — лгунья. Мы рассказываем своим детям не о том, каков окружающий мир, а о том, каким ему следовало бы быть. Говорим, что там нет ни чудовищ, ни призраков, что если поступать хорошо, то и люди будут делать тебе добро, что Матерь Божья всегда будет рядом и защитит тебя. И, разумеется, мы никогда не называем это ложью — ведь у нас самые лучшие намерения, мы хотим своим детям только добра, — но тем не менее это самая настоящая ложь.
Нелегко это — быть дочерью ведьмы. Но быть матерью ведьмы еще труднее.
Это так занятно — по-прежнему оставаться туристкой в том городе, где родилась.
Когда вещей слишком много, они тормозят, но когда их становится слишком мало, тебя может унести ветром, точно пух одуванчика, и ты навсегда потеряешь себя.
Каждый поступок — даже самый маленький — имеет свои последствия. За магию приходится платить высокую цену.
Я давным-давно уже не заглядывала в магический кристалл — моя Система основывается скорее на практических методах, а не на колокольчике, книге и свече; в девяти случаях из десяти куда быстрее получить ответ на свой вопрос в интернете. Но теперь, видимо, пора все же применить творчество.
Нас принес ветер карнавала Ветер перемен, ветер обещаний. Веселый, волшебный ветер, способный любого превратить в безумного Мартовского Зайца этот ветер срывает цветы и шляпы, распахивает полы пальто и с каким-то лихорадочным возбуждением устремляется навстречу лету…
Монмартр — это нечто вроде деревни внутри большого столичного города; и он остается глубоко, хотя и несколько двусмысленно, ностальгическим со своими узкими улочками, старыми кафе и домиками в деревенском стиле, с побеленными стенами, фальшивыми ставнями на окнах и яркими геранями в терракотовых горшках. Обитателям Монмартра, точно выселенным на необитаемый остров, возвышающийся над суетливым и вечно меняющимся Парижем, порой кажется, что они живут в последней деревне на свете, — вот они и стремятся сохранить ее, точно некий мимолетный вздох времени, когда все казалось им проще и милее, когда двери всегда оставались незапертыми, когда любой недуг или несправедливость можно было исцелить с помощью плитки шоколада…