Налицо суровый аскетизм на почве патологической скупости.
Я — такое специальное полезное живое существо, над которым можно всласть
поизмываться, когда под рукой нет какой-нибудь другой жертвы, а злодейская
душа господина Почтеннейшего Начальника требует своего.
Нет ничего лучше, чем ясное, солнечное весеннее утро в старом центре
Ехо... и нет ничего хуже, чем ясное, солнечное утро в любое время года
и в любой точке вселенной — в том случае, если вам не дали выспаться.
...мне приходилось подавлять настойчивое желание изловить всех солнечных
зайчиков в округе и собственноручно набить морду каждому из них.
... просто я очень люблю жизнь во всех её проявлениях, при условии,
что эти самые проявления отличаются некоторым разнообразием...
Любая женщина — сумашедшая птица... Проблема в том, что большинство
женщин стремятся научиться не летать, а только вить гнезда. Просто беда
с нашей сестрой!
Мне-то повезло: я от рождения испытываю отвращение к витью гнёзд.
Когда дело доходит до пешей ходьбы, её темперамент становится совершенно
невыносимым!
На все вопросы существуют ответы, но кто сказал, будто все ответы
должны быть известны тебе?
...я констатировал факт. Факт при этом визжал и вырывался, но я его
всё-таки констатировал...
Один из самых простых способов любить город, в котором живёшь, — время
от времени смотреть на него глазами чужака (если, конечно, злая судьба
не забросила тебя в совсем уж мерзостную дыру.)
У тебя на родине такое «начеку» называется «паранойя».
...я с рождения абсолютно уверен, что совершенно замечателен сам по
себе и никакая дурная репутация мне не повредит! То есть, я слишком
самовлюблён, чтобы утруждать себя попытками самоутвердиться...
Мой босс всегда уезжает домой только на собственном транспорте, аргументируя
это тем, что в служебной машине он, соответственно, и чувствует себя
на службе. А в собственном амобилере он уже как бы дома. И надо быть
последним кретином, чтобы отказаться от возможности расстаться со службой
на полчаса раньше. По-моему, очень логично!
Странное место этот твой Мир, сэр Макс! Считается одно, а делается
другое... У нас вообще ничего не «считается». Закон оговаривает необходимость,
суеверия — внутреннюю убежденность, традиции свидетельствуют о наших
привычках, а в остальном — каждый волен делать, что хочет.
— Представляю себе ухаживания Мелифаро! «Уберите свою роскошную задницу
с моих глаз, незабвенная, поскольку её божественные очертания не дают
мне сосредоточиться!»
Как может нормальный человек с чувством юмора всерьёз захотеть замуж — не понимаю!
Человеку свойственно обрастать имуществом, как покойнику ногтями:
быстро и незаметно.
Леди Меламори уже вернулась, повеселевшая и готовая к новым подвигам
в свободное от пакостей время.
... так что не клевещите на свою прекрасную родину!
— подумать только, какой патриотизм! — изумилась леди Сотофа. — Ну да,
конечно, в чужую родину гораздо легче влюбиться, чем в свою собственную!
— Да уж, роман с собственной родиной у меня не очень-то получился,— горько усмехнулся я.
Но пока я летал на своей хрупкой скорлупке по взбесившемуся Хурону,
подпрыгивая на гребнях тёмных упругих волн, всех этих проблем попросту
не существовало: я ни о чём не вспоминал и не строил планов на
будущее, было только «здесь и сейчас», на мой вкус, немного чересчур
мокрое и холодное «здесь и сейчас», но, может быть поэтому такое настоящее...
Любой незнакомый город кажется мне прекрасным,
и Чинфаро не был печальным исключением их этого правила. Я ухаживаю
за незнакомыми городами, как ухаживают за женщинами — я стараюсь нежно
прикасаться ступнями к булыжникам мостовой, я даже дышу осторожно, принимая
каждую порцию пронизанного чужим ароматом воздуха с благодарностью,
как поцелуй, чтобы не показаться бесчувственным грубияном, одним из
многих, и восхищенно говорю: «Ты — самое прекрасное место из всех, что
я видел, лучше просто невозможно!» Признаться, я всегда говорю очень
искренне, я сам себе верю в этот момент, поэтому и город мне верит и
через некоторое время робко осведомляется, что он может для меня сделать...
Может, поэтому мне нигде не было по-настоящему плохо, разве только в
том городе, где я родился: в те глупые времена я ещё не умел очаровывать
— никого!
Впрочем, процесс воспитания сам по себе похож на какую-нибудь зловещую
магию: день за днем тебя превращают в кого-то, кем тебе совершенно не
хочется быть, — в подавляющем большинстве случаев это срабатывает,
к сожалению.
— А не соблаговолит ли ваше величество с благодарностью принять некоторое
количество прискорбно благоухающего итога продолжительного процесса
пищеварения, трепетно поднесенного к вашим устам на сельскохозяйственном
инструменте, как нельзя лучше приспособленном для этого благородного
дела? — тоном опытного придворного осведомился Мелифаро.
...под небом рождается слишком мало существ, чьи желания имеют какое-то
значение...
Иногда нет ничего лучше старой и несмешной шутки: такие вещи каким-то
образом склеивают реальность, время от времени разваливающуюся в наших
неумелых руках...
— Выдайте мне справку, что вы от мeня в восторге, ладно? — устало улыбнулся
Мелифаро. — Я повешу её на стене в гостиной... или подарю сэру Манге
— пусть умирает от законной гордости!
— Призрак?! — Удивился я. — Да уж, всё любопытственнее и любопытственнее!
...словно в моём распоряжении имелась вечность, аккуратно упакованная
в разноцветную бумагу, перевязанная красной ленточкой и снабженная поздравительной
карточкой с надписью: «Великолепному сэру Максу, в собственные
руки». Разумеется, никакой вечности в моём распоряжении не было,
разве что дурная привычка транжирить время так, будто оно действительно
принадлежит мне...
Ты представить себе не можешь, на что способен человек, который наконец-то
понял, что у него нет другого выхода...
Жалобная книга
Сколько бы я не твердила нехитрую мантру: «Совпадение, совпадение,
совпадение, совпадениесов, падениесов, падение сов», — бесполезно.
Сколько бы ни пало в этой битве сов, себя не обманешь.
…моя Москва — лоскутное одеяло; некоторые фрагменты этого города исследованы
мною более-менее тщательно, некоторые мне удавалось увидеть мельком,
на бегу, — вполне достаточно, чтобы убедиться в их существовании, но
и только. А некоторые до сих пор зияют ослепительно белыми пятнами прорех
в моём образовании. Только на карте и видел.
Повсюду валяются мелкие, пестрые подушки. А возможно, не просто валяются,
а ползают по дому, как домашние зверьки, этакие мягкие черепашки. Где
упал, там и спи, а подушки сами вокруг соберутся. Удобно.
Поразительно всё-таки: взрыв, пожар, катастрофа, а три взрослых человека
больше всего на свете озабочены необходимостью записать некую последовательность
чисел.
«Люди полагают, — пишет Михаэль Штраух, — будто города — порождения
их собственной созидательной воли, труда, воодушевления и скуки. Думают,
в городах нет места хаосу и наваждениям. Уверяют себя: мы живём в тихом
квартале, дети ходят в хорошую школу, торговцы на рынке приветливо с
нами здороваются, у нас свой столик в пивном ресторане за углом — что,
ну что может нам тут угрожать?! Горожанин беспечен, о да. Уверен: худшее,
что может поджидать его на улице, — хулиганы, пушеры да нетрезвые водители.
Неприятно, конечно, но ничего не попишешь, дело житейское.
Никто не ожидает, что где-нибудь на пересечении Хохштрассе и Марктплац,
между табачной лавкой и зоомагазином, перед ним развернется бездна.
Что ж, тем восхитительней нечаянная встреча.
Иные чудеса, и правда, предпочитают подстерегать свою добычу в пустынях
и подземельях; на худой конец — в ночном лесу или на горной тропе. Но
их не так уж много осталось. Ныне тайны изголодались по свежей крови,
вот и предпочитают держаться поближе к людям. А мы... Что ж, мы, как
известно, строим для себя города и заполняем их своими телами, всё ещё
пригодными для работы, сна, любви.
Для чудес мы тоже, как ни странно, вполне годимся. Сладкая, калорийная
пища, сухие дрова для костра — мы нужны им, и это не всегда хорошая
новость».
Я думаю, всякий человек должен непременно получить то, чего хочет,
какими бы дурацкими ни были его желания. Возможно, именно дурацкие-то
и следует исполнять в первую очередь. Если можете осуществить чужую
мечту, непременно потрудитесь, выньте да подайте на подносе, с соответствующей
подливкой и непременно добавкой, чтобы закрыть этот вопрос раз и навсегда.
Иначе неосуществленное желание повиснет на загривке, как тощая пиявка.
Сколько их нужно, этих неутомимых кровососущих, чтобы выпотрошить одну
добротную человекодушу? Пару десятков? Сотня? Правильный ответ на этот
вопрос из области прикладного природоведения мне неизвестен, но ведь
не в цифре дело.
Учить и дрессировать — это очень разные вещи. В первом случае человеку
показывают разные новые фокусы, дают понять, в чем их прелесть, и помогают
овладеть техникой. А во втором — просто по ушам бьют за всякую оплошность
или сахар в пасть суют за примерное поведение, ничего толком не объясняя.
Честно говоря, моя судьба не первый год со мной знакома. Могла бы уже
объяснить, каким языком следует разговаривать.
По сравнению с Шивой я почти инвалид, поэтому придётся набраться терпения
и выполнить эти прекрасные действия последовательно.
Мой в меру великий и явно недостаточно ужасный Гудвин...
«Позориться» — слово из лексикона обычного человека, озабоченного
чужим мнением и прочими социальными грузилами. А здесь, на изнанке человечьего
мира, нет никого, кроме тебя. Если и покажется, будто мельтешит кто-то,
имей в виду: мерещится. Мираж в пустыне. Глупо всерьёз интересоваться
мнением миража...
Когда выбирать особо не из чего, процедура принятия решения становится
особенно долгой и мучительной.