Надо быть очень осторожными, когда вас приглашают на «пир воображенья». В этом случае от хозяев дома можно ожидать всякого.
Рыбы больше нет. Осталось куста четыре в кусках.
Это ведь самое милое дело — строить предположения о том, чего нет, или о том, чего не знаешь.
— Голову Вам, что ли, оторвать для наглядности?
— Это и Ежу понятно. Эй, Ёж! — крикнул он в пространство. — Тебе понятно? — Мне все понятно, — отозвался из пространства некто Еж.
«Парадокс общения в том и состоит, что можно высказаться на языке и тем не менее быть понятым».
— Бедный! — сказало оно. — Наверное, Вы ничего-ничего не знаете, а стремитесь к тому, чтобы знать все. Я встречалось с такими — всегда хотелось надавать им каких-нибудь детских книжек… или по морде. Мокрой сетью. Книжек у меня при себе нет, а вот… Хотите по морде? Правда, сеть уже высохла — так что вряд ли будет убедительно.
Правила создаются по ходу игры — это наше главное правило. И мы последовательно его соблюдаем.
Ты так держишься за свою индивидуальность, словно она у тебя есть.
— Посоветуйте хотя бы, куда мне идти! — крикнул Петропавел вслед.
— Да куда хотите! — обернулся Пластилин Мира. — Или никуда. — И добавил: — Советую Вам не следовать моему совету.
Он исчез.
— Зовут-то тебя как?
— Дитя-без-Глаза, — беспечно ответил малыш и, выхватив нож из земли, одним махом рассек туловище проползавшей мимо гусеницы, по размеру напоминавшей длинный товарный поезд. Две части гусеницы расползлись в разные стороны и зажили там самостоятельно.
— Это которое у семи нянек? — догадался Петропавел.
Дитя-без-Глаза хмыкнуло:
— Смотри-ка, что вспомнил!.. Нету уже семи нянек. Умерли.
Последнее слово прозвучало очень зловеще, и, начав волноваться, Петропавел спросил как мог безразлично:
— От чего же они умерли, мальчик?
— От страха, — неохотно сообщил тот, видимо имея все-таки некоторое отношение к смерти семи нянек. Потом он подошел к Петропавлу и опять воткнул нож в землю, слева от него.
Это и Ежу понятно. Эй, Ёж! — Из кустов, поломанных стихиями, немедленно вышел легендарный Ёж. — Тебе понятно? — спросил Ой ли-Лукой ли. Ёж кивнул и исчез в кустах.
Я отличаюсь от Королевы Англии тем, что у меня нету Англии!
Большинству не приходят в голову гениальные идеи, но оно охотно пользуется гениальными идеями единиц.
— Друзья, римляне и сограждане! — он цитировал не «Цезаря» Шекспира, а «Охоту на Снарка» Льюиса Кэрролла, но никто из присутствующих ни того ни другого не читал и цитаты не опознал.
— Какой-какой музей? — переспросил Гном Небесный. —
Произнеси-ка это слово по слогам!
— Ме-мо-ри-аль-ный...
— Мы такого музея не учреждаем. Мы учреждаем музей
Мимо-реальный. У нас тут все мимо-реальное. И Гном Небесный
стремглав полетел вслед за остальными, уже тащившими куда-то
мимореальное бревно.
Всякое повествование однажды кончается — и тогда писатель отпускает героев на свободу. Там они и будут жить, уже не подвластные ничьей воле — тем более воле интерпретаторов, от которых они всегда сумеют ускользнуть.